Над Иерусалимом висело ярко-синее небо. Еще не началась одуряющая летняя жара, зато зябкие зимние дни с дождем и холодным ветром успели давно закончиться. Мы сидели на балконе Амнона, потягивали ароматный кофе с хавайджем – смесью благовоний, придававшей кофе сказочный аромат, покуривали неторопливые сигареты и болтали ни о чем. Рамот достаточно отдален от центра города, поэтому усиленные динамиками призывы муэдзинов и звон колоколов христианских церквей доносились до балкона в этаком тактично сглаженном виде, создавая звуковой фон Центра Мира, но не заглушая голоса. Заканчивался еврейский Песах и наступала православная Пасха. На столе лежала горка медовой мацы, но за неделю маца всем несколько поднадоела, а с экрана телевизора у соседей настойчиво врывался репортаж на русском языке о преддверии Пасхи, схождении Благодатного Огня, непрекращающихся споров между различными церквями о том, кто имеет больше прав на участие в церемонии… Репортер одного из российских государственных каналов взахлеб рассказывал ежегодную историю о том, что каждый год миллионы христиан во всем мире и десятки тысяч паломников в Иерусалиме с замиранием сердца ждут чуда снисхождения огня в храме Гроба Господня, о том, что, если вдруг Огонь не снизойдет, то история человечества завершится, что каждый год благословенный огонь развозят по всему миру. В этом году к обычным пасхальным рассказам на российском телевидении прибавился еще сюжет о распри между греками и арабами-христианами, демонстрации арабов против греков и пострадавших при этом израильских полицейских.«О чем он рассказывает?» - спросил меня Амнон, показывая в направлении квартиры соседа, из которой на округу нетихо обрушивался цивилизующий поток русской культуры. Я начал переводить.
Новые комментарии