Банкет по-шведски, или Шведский стол в оригинале

Нет, ребята-демократы, еще одного шведского банкета я, пожалуй, не переживу. Впрочем, обо всем по порядку.

Весь день на конференции я был единственным участником без строгого костюма и галстука. Ну не люблю я костюмы, мой стиль - джинсы и футболка. Мне так удобно, а на остальное я, по возможности, предпочитаю поплевать. А тут еще заодно и из стада выделиться.

Наконец, приблизился вечер. В 18:45 был назначен коктейль-парти, а в 19:20 - банкет. Стандартная программа любой конференции, когда после насыщенного и нелегкого дня можно и нужно расслабиться и пообщаться в неофициальном регистре. Я распаковал костюм, вылез из кроссовок, влез в туфли, брюки, галстук, пиджак. Вышел. К полнейшему своему удивлению обнаружил, что заметная часть шведов, отсидевших весь день в костюмах и галстуках, к торжественному воскушению с возлиянием оделась куда более демократично. Появились рубашки, светлые брюки. Одна дама одела сандалии на босу ногу. Мы со шведами явно по-разному понимаем, что такое - повседневная рабочая одежда, а что нужно одеть на торжественный ужин. Ну, ладно.

На перекуре в середине коктейль-парти я познакомился с парнишкой-иранцем. Как и большинство иранцев на конференциях, он тут же сообщил, что любит евреев и Израиль, и раньше наши страны были добрыми друзьями (чистая правда, на самом деле очень жаль, что дружба сменилась враждой). В отличие от иранцев на прежних конференциях, этот открытым текстом высказал, что он думает о Махмуде Ахмадинеджаде, и высказанная им позиция практически не отличалась от моего мнения об этом козле. Надо же, кажется, Ахмадинеджад достал свой электорат конкретно и основательно. Потом мы еще поговорили с иранцем про языки, про культуры и про политику, а потом пошли на банкет.

Я уселся на обозначенное церемониймейстером место. За столом сидели: профессорша из Индии, докторша из Японии (очень милая импульсивная и непосредственная дама, с большим трудом изъяснявшаяся по-английски), два финна, один из которых был частично парализован и сидел в инвалидном кресле с кучей кнопок управления, один молодой парень-швед (в светлых брюках и рубашке без галстука) и ваш покорный в парадной упаковке. Повели светские беседы. Когда темы, кто что исследует и сколько часов каждый добирался до конференции, были исчерпаны, стало ясно, что беседа не клеится. Положение спас говорливый профессор-финн (другой, не инвалид, инвалид говорил мало, очень тихо и совершенно неразборчиво), который обстоятельно и не торопясь рассказывал, каково население Финляндии, в каких странах проживает финская диаспора и какова ее численность, как различается окраска шкуры белых медведей в зависимости от широты их обитания, и еще о целой куче не менее интересных вещей.

Прошел час. Очень хотелось есть. Мы допили кто вино, кто сок (я - сок), но есть пока что было нечего. Наконец официанты разнесли первую перемену блюд. Первая перемена состояла из куска омлета, грамм на пятьдесят, чайной ложечки сливочного масла с укропом и столовой ложки икры, по-моему, минтаевой. Со всеми этими кулинарными изысками ("Это - шведское национальное блюдо?" - спросила японка. "Можно считать, что да," - ответил профессор-финн и принялся развивать тему сходства традиций есть рыбные блюда у различных скандинавских народов.) мы управились минут за пять. Продолжения не последовало.

Прошло еще минут сорок. Было сказано много речей в микрофон под аплодисменты всей аудитории, профессор-финн обсудил с японкой тему популярности суши во всем мире. Официанты налили по второму бокалу, кому сока, кому вина. Я было хотел потребовать вина, потому как сок мне уже надоел, но потом как-то махнул рукой. Неторопливый шведский банкет взял меня в свой ритм.

Я начал засыпать - сказалась дальняя дорога, измотанность после семестра. Наверное, хорошо, что я не взял вина, а то бы прямо за столом уснул. Вторую перемену блюд все еще не несли. Этот темп начал удивлять уже и японку. Она спросила у финна, всегда ли в Скандинавии так неспешно едят. Финн принялся за тему о том, что в северных странах, а особенно зимой, некуда торопиться. Поэтому за столом сидят всю ночь. Я попросил уточнить, всю полярную ночь или половину двадцатичетырехчасовых суток? Финн начал рассказывать про полярную ночь и северное сияние.

Я вдруг совершенно отчетливо почувствовал сразу несколько вещей. Что, во-первых, я уже не голоден. Первая перемена блюда благополучно переварилась и создала ощущение сытости, во всяком случае, у меня. Во-вторых, моя сонливость все нарастала и становилась уже непереносимой. В-третьих, я начал допускать непросчитанные реплики. Как раз очередную здравицу толкнула одна русская профессорша, которая четыре года работала в Швеции. Здравица была закручена не хуже кавказского тоста, английский у тетки был... ну, в общем, не как у Диккенса и даже не как у шведов на улице, а под конец она выдала еще и небольшой текст по-шведски. Вообще, мне трудно понять шведский на слух, но ее я понял дословно. О чем тут же радостно сообщил соседям по столу. Но я не учел того, что они меня воспринимают не как русского, а как израильтянина. Соответственно и фраза моя прозвучала на как легкий прикол над самим собой, а как бестактная насмешка над русской профессоршой. В общем, нехорошо получилось.

Тогда я понял, что вторая перемена блюда меня уже вообще не волнует, а сидеть на банкете дальше нет никаких сил. Я пожелал соседям приятного вечера, извинился, сославшись на усталость после перелета, и отправился к себе. Сон, естественно, тут же прошел. Впрочем, есть не хочется по-прежнему.