О пользе соблюдения заповедей

Sunday, 03 October 2004

Стояли как-то во дворе религиозной школы для детей русских репатриантов два учителя и курили. Оба в черных брюках, черных носках, черных туфлях и черных кипах, только рубашки белые и очки поблескивают. Один – ортодоксальный еврей Узи, второй – совсем неортодоксальный репатриант Юрий. Юрий очень не любил свою черно-белую школьную одежду, обзывал ее «пингвином», стеснялся и вечно попадал из-за нее в глупые ситуации.
Один раз он шел на работу, как обычно, с сигаретой в зубах, и насвистывал какую-то ерунду, обдумывая на ходу планы предстоящих уроков. Примерно на полпути в школу Юрий вдруг осознал, что на него смотрят как-то... необычно, что ли. А еще через пару минут двое идущих навстречу парней вдруг набросились на него и быстро повалили на землю, больно стукнув об асфальт. Как в кино, рядом остановилась полицейская машина, Юрия обыскали и засунули на заднее сиденье между двух здоровых мужиков. На работу в этот день он так и не попал. Юрий крайне редко брал с собой удостоверение личности. Из-за этого ему пришлось несколько часов доказывать в полиции, кто он, отвечать в сотый раз на уже отвеченные вопросы, когда его пытались поймать на лжи и, вообще, доказывать, что он не верблюд и не террорист.

Как оказалось, в этот день был траурный день - пост Десятого Тевета. Пост второстепенный, люди светские про него, как правило, вообще ничего не знают, да и религиозные евреи соблюдают далеко не все. Юрия подвела его «пингвинья» одежда. Эта одежда соответствовала столь высокой степени религиозности, что веселый посвист и сигарета в зубах бросались в глаза километров, вероятно, с трех. Израиль – страна особая, народу приходится быть бдительным, чтобы выжить. В Юрии быстренько предположили арабского террориста и вызвали полицию. Так что, легко отделался. После этого случая Юрий сменил большую черную кипу на маленькую черную кипу. Маленькая скрывалась в остатках некогда пышной шевелюры и оставляла шанс быть похожим на человека, менее ревностно относящегося к исполнению заповедей.
Так вот, стояли на школьном дворе Узи и Юрий и курили. Похожи они, кстати, были не только черно-белым одеянием. Обоих обожали ученики, оба любили поспорить и не любили дураков, коих так немало среди начальства. Строго говоря, Узи был прямым начальником Юрия – завучем старших классов школы, но, то ли в силу природных данных, то ли по молодости лет, не стал ни дураком, ни занудой, что очень импонировало Юрию. Почему-то Узи был большим поклонником русской культуры. Когда-то он даже брал у Юрия уроки русского языка, впрочем очень недолго. Узи восхищался русской архитектурой, литературой, балетом, природой, широтой души и бог знает, чем еще. Много раз Юрий пытался объяснить ему, что русская культура многогранна, не сводится к Достоевскому и Большому театру, и далеко не все в этой культуре может вызвать восторг и симпатию, но Узи был непоколебим: он счел слова Юрия национальной скромностью и просто добавил это к тому, что он так обожает в русских.
Было еще одно, что объединяло ортодоксального израильтянина Узи и нерелигиозного репатрианта Юрия. Оба они сидели без копейки. Причем, не по своей вине. Насущные потребности Узи и его пятерых дочек, также как и Юрия с двумя детьми обеспечивали своими доходами жены. Ненормальность этой ситуации была очевидной, что давало обоим педагогам богатую пищу для разговоров.
Причина горестного экономического положения заключалась в том, что руководство сети религиозных школ для детей русских репатриантов имело милую привычку не платить зарплату. Ну, не совсем не платить, но изрядно ее задерживать. В Израиле задержка зарплаты является нарушением закона, но ортодоксальные граждане Израиля образовывали государство внутри государства и далеко не всегда и не во всем соблюдали законы государства светского. На сей счет существовал даже особый пункт в договоре, который подписывал каждый работник при приеме в сеть религиозных школ для детей русских репатриантов. Собственно говоря, весь подписываемый договор как раз и был составлен ради этого особого пункта. Его первые семь пунктов декларировали всякие ни к чему не обязывающие благоглупости вроде «всемерно крепить трудовую дисциплину, ответственно относиться к процессу воспитания». Усыпив бдительность, договор переходил к пункту номер восемь:
«Мне известно, что существенная часть средств, на которые существует Сеть Школ, является пожертвованиями. Поэтому, хотя руководство Сети делает все возможное для обеспечения своевременной выплаты заработной платы, я готов к возможным задержкам в сроках выплат.»
Для полной гарантии существовал пункт номер девять, пресекавший всякую попытку мятежа:
«Во всех случаев разногласий между мной и Сетью я обязуюсь обращаться для решения исключительно к членам совета раввинов Сети».
Когда Юрия только принимали на работу в школу, ему ничего не было известно о «хитром» контракте. Он искал работу недалеко от дома, ему всегда нравилось быть учителем и поэтому он был очень доволен предложением поработать в школе для детей русских репатриантов. Он даже согласился, скрепя сердце, на ношение кипы и «пингвиньей» одежды. Когда через месяц после начала работы ему не вручили ожидаемый чек, Юрий удивился и пошел разбираться. Вот тогда-то и всплыл тот самый контракт. Можно было бы, конечно, послать всех ко всем чертям. Но, школа Юрию нравилась, работа была недалеко от дома, опять же безработица в стране все росла и росла... Короче говоря, он подписал контракт, согласившись таким образом со всеми его требованиями.
По прошествии достаточно короткого времени стало ясно, что текст договора изрядно приукрашивал унылую реальность. Руководство школы не делало ровным счетом ничего для выплаты зарплаты в срок. Более того, задержка зарплаты всего на два месяца считалась везением и проявлением заботы начальства. Случаев, когда зарплату выдавали с задержкой менее двух месяцев, не было вообще.
Очень скоро и без того небогатый бюджет семейства Юрия приобрел характер фильма ужасов. Кредитную карточку, которая так выручала, когда на счету в очередной раз не оказывалось наличности, банк аннулировал в самом начале школьной карьеры Юрия. Долги друзьям и родственникам стали хроническими, а растущая дочь повадилась задавать вопросы в стиле «папа, а почему у нас никогда нет денег?» От этих вопросов, также как от немого (не всегда) укора в глазах жены, Юрий становился мрачным, злым и нервным.
Вот эту-то развеселую тему и перебалтывали два учителя школы для детей русских репатриантов. Юрий высказался насчет того, что невозможно сеять разумное и вечное, ничего не получая взамен, и что, раз нет денег, зачем было открывать школу и морочить людям голову. Тогда Узи, которому за неуплату как раз обрезали дома воду, взорвался. «Ты знаешь, в каком доме живет рав Либерман – руководитель сети школ? Поверь мне, уж он-то себе зарплату выдает вовремя. И не нашу с тобой! А то, что им зарплату после всех застолий платить нечем, так они еще две школы собираются открывать в Сети. Больше учеников - больше дотаций, больше можно в карман положить.» Потом учителя обсудили пышные вечеринки биг-боссов, на которые у Сети Школ деньги почему-то всегда были, просачивавшиеся то тут, то там шепотки о том, что кто-то из равов в очередной раз перепутал свой карман с кассой Сети… Почему-то каждый раз после такого шепотка "рассеянный" рав освобождал занимаемую руководящую должность, а через некоторое время оказывался в другом, не менее мягком, кресле в той же Сети. Узи эти проделки доводили до бешенства и он в очередной раз выдал все, что думает по обсуждаемым вопросам.
Юрий задумался, затянулся, а потом задал вопрос, который мучил его уже изрядное время: «Вот скажи мне, Узи, как такое может быть? Я всегда полагал, что религиозный человек просто обязан быть более моральным, чем нерелигиозный. И уж тем более он обязан особо тщательно выполнять заповеди религии. Иудаизм начинается с Десяти Заповедей, это всем известно. И всем известна заповедь «Не укради.» Так вот скажи мне, не насчет рава Либермана, а вообще, как могут религиозные люди воровать чужую зарплату, таскать деньги организации и при этом оставаться религиозными людьми? Разве может быть, что ношение кипы, молитва и соблюдение постов отменяют такие вещи как «Не укради»? Может, тогда и заповедь «Не убий» - не так уж важна?»
Юрий догадывался, что ответа на его вопрос не существует, но его интересовало, какой выход найдет Узи из трудного положения. Как оказалось, Узи тоже над этим думал, потому что ответ был дан сразу:
«Я многих спрашивал на эту тему. Они отвечали разное, но только один раввин смог дать мне какой-то ответ. Он сказал так: «Конечно, у религии огромная роль в повышении морали. Ты только представь, сколько наворовали бы эти люди, если бы они были еще и нерелигиозными!»

3.10.2004