Девятое Мая

*

Алекс Луговской
Tuesday, 10 May 2005

Девятого мая по телевизору показывали красочные пляски в стиле сталинского Советского Союза на Красной Площади. На трибуне в зимнем пальто сидел Путин, рядом в меховой шубе сидела его жена, а на площади внизу радостно вытанцовывали счастливые детишки в синих шортиках с лямкой через плечо. Потом детишки отплясались и появились взрослые танцоры… жена сказала, что они, чтобы согреться, успели изрядно остограммиться. Не знаю, я как-то не присматривался, сидел себе за компьютером и воспринимал только звуковой ряд передачи.

Привлеченная веселой музыкой, в комнату вошла дочь. Она смотрела во все глаза на массовые танцы на площади, потом спросила: «Где это?». «В Москве,»- ответили мы с женой. Дочь кивнула и убежала в свою комнату смотреть любимые японские мультики про Покемонов, которые всякий раз вызывали у нас острое желание произвести над дочкиным телевизором какой-нибудь красивый японский ритуал типа харакири, сиппуку или еще чего-нибудь с аналогичными последствиями.
Потом начали передавать Девятое Мая из Израиля. Перед залом «русских» ветеранов в привычных советских орденах и медалях и совершенно непривычных пилотках нерусского образца выступал начальник Генерального Штаба Армии Обороны Израиля. Он привычно бубнил про Катастрофу, про то, как выжившие в ней евреи были встречены в Стране Израиля, про то, как они с ходу брали в руки винтовку и шли сражаться за вновь обретенную Родину… Генерал совершенно не понимал, что то, о чем он говорит, не имеет к Дню Победы ни малейшего отношения. День Катастрофы мы уже отметили. День Независимости с предшествующим ему Днем Памяти павших в войнах за независимость Израиля наступит только послезавтра. А сегодня миллион «русских» заставили Израиль праздновать совершенно незнакомый ему день – День Победы. День Победы – «это праздник со слезами на глазах,» но он – другой. Он весь принадлежит совершенно другой цивилизации, в которой неважно было кто ты – еврей, или русский, или азербайджанец. По крайней мере, так считалось, а в минуты праздника в это верилось и это давало совершенно особые чувства. Это была общая победа. Та самая, о которой с детства пел Лев Лещенко, рассказывали ветераны на утренниках и классных часах, крутили по телеку наизусть знакомые фильмы и поднимали за столом тосты.
Странно, Израиль, который так неразрывно связан с этой войной и с этой победой, оказывается, совершенно не способен понять ее ощущение. Наверное, мы точно так же не понимаем до конца ощущение Дня Независимости, который для израильтян тоже «праздник со слезами на глазах».
В комнату снова вошла дочь. На экране опять были танцы. Только не на Красной Площади, а на концертной площадке в Иерусалиме. «Где это?» - снова спросила дочь. «В Израиле», - ответили мы. «А что это за праздник?» - спросила она. «День Победы», - ответили мы. «А как это будет на иврите?» - спросила дочь. «День Победы», - русскими словами ответил я. «Йом а-Ницахон?» - сделав мыслительное усилие, перевела дочь. «Нет, День Победы», - ответил я. Дочь полностью перешла на иврит. Я тоже. Но объяснить так и не смог. Не было в ее голове места этому странному и непривычному празднику. Ни в садике, ни в школе они его не учили. А дома – мало ли, по какому поводу родители с дедушкой и бабушкой уселись за стол на этот раз? Кто их поймет, вообще? Все не как у людей. Не те праздники, не те рассказы. Они смеются и печалятся чему-то непонятному. А если спросишь, о чем смеялись или почему грустили, они начинают рассказывать что-то непонятное и неинтересное. Им даже нечего показать. Даже если приехать туда, в те места, про которые они все время рассказывают, оказывается, там уже все давно не так и, вообще, все это – совсем-совсем другой мир. А того мира, про который они все время зачем-то рассказывают, вообще нигде нет. Только у них в головах. Если бы дочка была постарше, она бы, наверное, поставила нам диагноз. Наверное, она права. Осколки несуществующего мира.

Новые комментарии