Окуньгарики

Были лишь начальники, директора (ну, замы в крайнем случае) - одни лишь командиры и распорядители. И все было доступно им, и все они могли достать. Один из этих устных мемуаристов пожевал губами, вкусно вспоминая, что у него все было, и блаженно сообщил:
- А какие одеколоны я пил!
(Игорь Губерман, Александр Окунь. “Путеводитель по стране сионских мудрецов.”)

Один наш приятель, в Питере живущий, как-то выбрался на рыбалку и сошелся у костра за выпивкой (какая же без этого рыбалка!) с тремя такими же, доселе незнакомыми, фанатами. Ну, выпили они, разговорились и по очереди стали представляться, кто есть кто. Один из них автомеханик оказался, а второй и третий - инженеры. Очередь дошла до нашего приятеля, и он им сообщил, что музыкант он. Краткое молчание повисло в воздухе, и тот, который был автомехаником, подвел этой заминке замечательный итог:
- Музыкант - это, конечно, дело специальное. Ведь музыку, ее евреи и изобрели. Чтоб не работать.

Однажды плелся он за мной по этому двору - засыпанному, кстати, старыми и рваными газетами, - и говорил, и говорил о бескультурье марокканцев, обильно населявших наш район. Как иллюстрацию из варварского сознания он приводил в пример как раз газеты эти, которые кидали, до помойки не дойдя, неряшливые марокканские евреи. Я выдержал минуты три (для пущего эффекта) и обратил его внимание на то, что эти марокканские евреи - очень и злокозненны к тому же: все газеты, что валялись на дворе, были на чистом русском языке.

Стоит наш братец на светофоре. Жарко. Пыльно. Потно. Красный свет. И вдруг раздается оглушительное, истерическое бибиканье, как раз которого не хватало, чтобы довести нашего сородича до состояния, близкого к человекоубийству. Выскочил он из своей машины, рванул дверь машины, что за ним стояла, и рявкнул:

- Ну что ты сигналишь? ты что, не видишь, что красный?

- Вижу, - ответил удивленный водитель, - вижу. Но ведь скоро будет зеленый!..

(Игорь Губерман, Александр Окунь. “Путеводитель по стране сионских мудрецов.”)

Наш приятель, облазивший весь мир, года три тому назад забрался в какую-то чрезвычайно экзотическую пещеру, куда попасть более чем непросто и довольно опасно. После спуска, который продолжался несколько часов, подивившись на сталактиты и сталагмиты, он еще несколько часов плыл на резиновой лодке по подземной реке и, высадившись, обнаружил на скале большую надпись на иврите: "Сноб! А в Цфате ты был?"

(Игорь Губерман, Александр Окунь. “Путеводитель по стране сионских мудрецов.”)